Стоит солнцу взойти, и темнота прячется в дальние углы, стоит ему подняться - и солнечный свет заливает комнату, настигая тьму в углу и растворяя её. Безопасность от рассвета до заката, не так ли? Во сне я говорю с тобой, но те, кого я вижу во сне, являются из темноты и затыкают мне рот. Поэтому при солнечном свете, почти лишённая возможности получить ответ, я говорю. Ведь мне не так страшно, как ночью.

Знаешь, раньше я любила зиму. Любила, что можно остаться дома, что можно ловить снежинки руками. В этом году я её возненавидела. Идёшь на учёбу - темнота, домой часов в шесть - темнота. Иногда лишь удавалось увидеть дневной свет. В весну какое-то время не верилось, и я всех спрашивала - неужели весна?

А потом я поняла, что стала человеком Света. Солнца. Дня и Весны. И что каждая зима теперь будет медленной пыткой, мучительной игрой скрипки. Ненавижу февраль.
О, когда я это узнала, мне стало хорошо. Потому что впереди долгое солнечное лето. Всё остальное - потом.

---

твои полёты

Ты летал. Ты поднимал руки и со следующим порывом ветра поднимался в воздух, а мы бежали внизу и смотрели, как ты смеешься, поднимаясь к облакам. Ты поднимался всё выше, становилось больно смотреть, но мы всё бежали и бежали по ветру, потом падали в зелёную траву, следили за бабочками и молчали. К вечеру ветер стихал, и ты тихо спускался с небес и мягко говорил «пойдём». Мы вставали и шли. В глазах у тебя были звёзды, ты молчал и глубоко вдыхал прохладу вечера.

А однажды ты не спустился. Ты, наверно, встретил там тех, кого искал. На землю опустилось несколько белых перьев. Мы незаметно уснули в летней жаре, на начинающей сохнуть траве, и нам снилась твоя улыбка. Ты смеялся и махал нам рукой.

Я плакала потом, плакала и улыбалась, и размазывала слёзы по пыльным щекам. А потом уже просто смеялась, потому что на небе появилась новая звезда. Прямо над головой.

Какие учёные? Они скажут - сверхновая. А это Ты. Я знаю. И для этого не нужно объяснений.
Мы шли домой без тебя, а ты смотрел на нас сверху. И мы знали, что ты за нами присмотришь и ничего не случится.

---

когда мы были

...Только тогда мои глаза засияли от радости, только тогда я почувствовал, как живу. Как живёт и хочет жить каждая клетка моего тела, как действуют инстинкты самосохранения, которые не может истребить никакая цивилизация и никакой прогресс. Я чувствовал силу предков, движущую мной, повелевающую мной без какого-либо разрешения с моей стороны, чувствовал кровь, бегущую в жилах. Чувствовал работу лёгких и барабанный бой в висках. Только тогда, вырвавшись из водной глади к синему небу, северному ветру и чистому воздуху, я понял. Мы все потерялись. И ищем выход. А выход - вот он. Выход - возвращение к воспоминанию. К тому времени, когда нас не кормили с ложечки, не кормили антибиотиками, а когда мы добивали себе еду сами и лечились травами. Когда нас было меньше - и больше было силы на одного человека. Когда мы были волшебниками. Когда жил Мерлин.
Нырнуть вглубь и вынырнуть в прошлое.

---

Никогда не хотела бы испытать бессилие. Едва я вижу его на лице актёров в фильме, едва слышу в музыке и чувствую в сюжете книги, становится больно и противно; хочется сбежать, спрятаться, закрыться от мира. Хочется построить там, в этом закрытом пространстве, свой мир, освободить его. Только бы проснуться, от этого кошмара освободиться. Прекрасные фильмы, но на языке - вкус горечи, в голове гудит церковный колокол и страдает скрипка. Другое дело, когда люди гибнут во имя идеи, веря во что-то. На глазах слёзы, за спиной ангел-хранитель, потерянная улыбка в глубине сознания и нежность к герою. А не имеющие выхода пугают, их ненавидишь. Сказку. Дайте мне сказку. Я сворачиваюсь в клубок и прячусь от мира, закрывшись тяжёлым одеялом с головой.
И это называют эскапизмом? И это называют эскапизмом.